Еще раз о «Национальном достоянии»...

Давно я ждала этих слов о нашем музыкальном образовании (спасибо, Екатерина Мечетина!). Еще десятилетие назад, готовя нашу консерваторию к аккредитации и лицензированию по унифицированным требованиям и изо всех сил изображая, что мы не хуже технических и гуманитарных вузов, я видела абсурдность происходящего. Почему мы должны «переводить» концерты в публикации и народных артистов в докторов наук, чтобы доказать, что мы не хуже? В то время как выпускников этих университетов ни в одной цивилизованной стране не возьмут на работу без подтверждения диплома – а российские музыканты признаются везде. Почему мы должны из лучшего изображать худшее?.. 

А вот теперь над нашим подлинным национальным достоянием нависла угроза. На нас перестало хватать денег. 

Собственно, этого следовало ожидать еще в 90-е. Однако тогдашнее руководство страны на такое не решилось – хотя и было ясно, что столь масштабную систему содержать за счет бюджета не могут позволить себе страны даже гораздо более успешные экономически, чем Россия. Более того: именно в 90-е было открыто много новых вузов и специальностей, в том числе на бюджете! Цель этого до сих пор представляется мне загадочной. Вначале все думали, что открываются они на платной основе; и вдруг выяснилось, что им дают бюджетные места. А потом нас же, профессорско-преподавательский состав старых вузов, стали попрекать: «Вас слишком много!» Но ведь открывали их не профессора, а чиновники… 

Еще худшим оказалось то, что, когда ужесточились требования к учебным заведениям и была запущена процедура государственной аккредитации, требования к ней стали носить почти исключительно бумажный, формальный характер. И как раз те вузы искусств, которые были образованы недавно, с бумагами справлялись хорошо. А старые консерватории с прекрасными музыкантами и давними традициями - обращаться с документами не умели, ибо привыкли заниматься другим: собственно музыкой. Поэтому любые слова о возможных сокращениях вызывали дрожь не у тех, кто отличался невысоким профессиональным уровнем и должен был бы дрожать, а как раз у тех, без кого развитие музыкального образования и искусства страны представить было невозможно. 

И вот теперь, похоже, за нас взялись всерьез. Тема не покидает страниц СМИ и соцсетей, и аббревиатура «ДШИ» начинает звучать на самом высоком уровне. Кстати, я бы предложила коллегам не обольщаться насчет обещания не превращать ДШИ в кружки. Это фраза неоднозначная. Ведь если их совсем закрыть – они тоже в кружки не превратятся. Или если сильно сократить, а немногим оставшимся придать профессиональный статус… 

Предлагаю вспомнить, что представляла собой советская система музыкального образования, которую мы в целом унаследовали и которую сейчас собираются кардинально реформировать. 

Эта система за время своего существования удостоилась многих заслуженных комплиментов. В ее недрах были подготовлены как музыканты высочайшего класса, во множестве собиравшие урожай престижных премий на международных конкурсах и блиставшие на крупнейших сценах мира, так и масса скромных профессионалов-тружеников, осуществлявших работу преподавателей и концертмейстеров, артистов музыкальных театров, оркестров и хоров, учителей музыки общеобразовательных школ и руководителей музыкальной самодеятельности. 

Удачной оказалась многоступенчатость этой системы. Как правило, ребенок шел в музыкальную школу в возрасте 8 лет параллельно со вторым классом общеобразовательной школы. В советское время неполная средняя школа составляла восемь классов, и музыкальную семилетку подросток оканчивал одновременно с окончанием 8-го класса общеобразовательной школы и получением неполного среднего образования. Далее он мог выбирать: или закончить на этом свои регулярные музыкальные занятия (что, конечно, происходило в большинстве случаев) и учиться дальше по общему или специализированному немузыкальному профилю – идти в 9-й класс общеобразовательной школы, училище или техникум; или продолжать музыкальное образование уже на профессиональном уровне. В последнем случае перед ним снова открывался целый ряд различных возможностей. Можно было поступить в музыкальное училище на отделение, соответствовавшее его специальности в музыкальной школе (фортепиано, скрипка, виолончель, духовые и народные инструменты) или немного видоизменив профиль (в музыкальных училищах существуют отделения, аналогов которых нет на уровне школы, – например, историко-теоретическое и дирижерско-хоровое). Поступить на отделения академического и эстрадного вокала в училище можно было как с иного профиля музыкальной школы, так и вообще без предварительной музыкальной подготовки. Работали в советское время также хоровые школы, которые в силу универсальности хорового пения как средства музыкального воспитания могли готовить учащихся для разных музыкальных профессий, хотя основным их предназначением оставалось все же общемузыкальное развитие учеников. Музыкальные школы в вечернем варианте предоставляли возможность и обучения музыке для «возрастных» учащихся, включая взрослых; в этом случае профессиональные цели обычно уже не ставились. 

Продолжала существование и особая ветвь профессионального музыкального образования – музыкальные школы-десятилетки при консерваториях. Дети поступали в такие школы в результате строжайшего отбора, в возрасте 7 лет (не считая возможного подготовительного класса), и обучение в них шло в рамках одного учебного заведения – как музыкальное, так и общеобразовательное. Десятилетки получили такое название в противовес «семилеткам», т. е. обычным музыкальным школам, однако фактически в них уже тогда учились 11 лет (сейчас, с переводом общеобразовательных школ на одиннадцатилетнее обучение – 12). Благодаря добавлению года в начале обучения общее число лет равнялось сумме обычной музыкальной школы и училища, поэтому такие школы, в отличие от семилеток, имели право готовить сразу в консерваторию. Поскольку фактический уровень обучения в них был выше, чем в семилетках (младшие и средние классы) и училищах (старшие классы), то в консерваторию после десятилеток поступали все или подавляющее большинство выпускников, в то время как из училищ, даже расположенных в тех же городах, где имелись консерватории, – лишь несколько лучших по каждой из специальностей. 

Кроме поступления в музыкальное училище или перехода в профессиональную музыкальную школу, у учащихся советского времени была возможность поступить в музыкально-педагогическое училище, ориентировавшее на профессиональную музыкальную деятельность особого рода: это учитель музыки общеобразовательной школы или музыкальный руководитель в детском саду. 

Высшая ступень профессионального музыкального образования в СССР была представлена, в основном, учебными заведениями двух профилей: консерваториями и музыкальными факультетами педагогических институтов, готовившими учителей музыки для общеобразовательных школ. Выпускники музыкальных училищ могли выбирать для поступления оба профиля (изредка на музыкально-педагогические факультеты поступали и выпускники десятилеток). Выпускники музыкально-педагогических училищ могли поступать только в пединституты (кроме вокала для обладателей поздно проявившихся ярких голосов – они могли поступать в консерватории). 

В целом вся система была сбалансирована и отвечала ряду важных требований: 1) готовила музыкантов всех необходимых для общества профилей и уровней; 2) предоставляла молодежи широкие и дифференцированные возможности для реализации музыкальных способностей самого разного качества; 3) сочетала относительную изолированность ветвей музыкального образования с гибкой возможностью перехода из одного учебного заведения в другое; 4) обеспечивала и подготовку музыкальной элиты общества, и общемузыкальное развитие массы учащихся. 

Что со всем этим будут делать сейчас? Я не задавала бы этого вопроса, если бы не видела, что к реакции музыкантов и общественности прислушиваются «сверху». Потому мы должны заявить – и как можно громче – о том, что можно и чего нельзя менять в нынешней системе. 

На мой взгляд, слово «сократить» (с точки зрения бюджетного финансирования) можно применять только к высшим учебным заведениям или отдельным специальностям, открытым в 90-е гг. Это консерватории и институты искусств, образованные из училищ, исполнительские специальности и музпеды в вузах культуры (системе культпросвета, которую я считаю стоящей отдельно от собственно музыкального образования). Это – как правило, невысокий уровень, который размывает профессионализм в отрасли в целом. 

Хуже знаю нынешнее состояние среднего звена – музыкальных училищ (колледжей) – с точки зрения статистики. Известно лишь, что в послевоенное время музыкальных училищ было открыто непропорционально много (страна нуждалась в музыкантах средней руки – артистах провинциальных открываемых театров, оркестров, руководителях хоров), и уже к 1980-м стал ощущаться дисбаланс: бывали случаи, когда мест в училищах страны оказывалось больше, нежели оканчивающих музыкальные школы. Трудно было поступить в консерваторию (их к концу советского периода по всей РСФСР было всего 11, считая Красноярский институт искусств, а также три «музыкально-педагогических института», фактически не входивших в систему музпедов, а работавших по программе консерваторий: имени Гнесиных в Москве, Ростовский и Дальневосточный). Дальнейший рост числа музыкальных вузов и факультетов «поглотил» избыток выпускников училищ. Вопрос – нужно ли сейчас столько профессиональных музыкантов невысокого уровня? Тут, на мой взгляд, можно думать о сокращении, но проводить его не на основе формальных показателей, а только по творческим основаниям и с учетом мнений крупных музыкантов. 

И категорически нельзя трогать музыкальные школы – ДМШ и ДШИ, а также специальные школы для особо одаренных детей.
Мне уже доводилось писать об опасности идущего сейчас перераспределения мест в музыкальных школах в пользу предпрофессиональных программ. Общеразвивающее обучение фактически сведут на нет, а в музыкальные училища подавляющее большинство ныне обучающихся на «предпрофе» детей не поступит. Что тогда? – совершенно ясно: за явной ненадобностью сократят и их. Это будет громадное сокращение… уровня музыкальной и общей культуры в стране. Этого нельзя допустить! 

Нельзя и просто закрывать слабые школы. Потому, что слабая школа может быть единственной или одной из немногих в отдаленной или просто «глухой» местности. Россию невозможно мерить европейскими мерками, у нас все другое – и масштабы, и расстояния. 

И совсем уж нельзя переносить на нашу почву европейский принцип «все платно». У нас не европейские зарплаты! И самыми неимущими на сегодняшний день – это признано на уровне правительства – являются не пенсионеры, а семьи с детьми. Почему нужно наносить по ним еще один удар? Подавляющее большинство просто не поведут детей в музыкальные школы. Что произойдет в итоге? Будет как в Европе? Нет, у нас и так многое «не как в Европе», а гораздо хуже. Неужели нужно лишиться последнего, что у нас еще не хуже? Возможно, на мой взгляд, введение лишь небольшой оплаты, подобной той, что была в ДМШ в советский период, далеко не полностью покрывающей затраты на обучение. Но и это – вопрос дискуссионный. 

Отдельно хочу написать о системе музпедов – подготовке учителей музыки для общеобразовательных школ и музыкальных руководителей детских садов. В нынешних предложениях по реформированию доводится читать о том, что необходимо начинать качественное музыкальное воспитание с детских садов, преподавать музлитературу в общеобразовательных школах (подобное я читала еще несколько лет назад как предложение министра образования, т.е. эти рассуждения на что-то опираются существенное). И рядом с этим – ликвидировать музпеды. Простите, а откуда тогда возьмутся специалисты для всех этих прекрасных дел? Мне совершенно ясно, что если реформу начнут с ликвидации музпедов (а она уже началась – там превращают индивидуальные часы в групповые, это начало конца), то никакого музыкального воспитания в школах и детсадах не будет вообще! Выпускники консерваторий не будут этим заниматься. Просто не смогут – это другая специальность. 

Не согласна я и с тем, что наши музпеды готовят плохих специалистов. Д.Б. Кабалевский и многие другие крупные музыканты так не считали; они полагали, что общее музыкальное воспитание в СССР очень хорошее, и я им верю. Другое дело, что в те же 90-е произошло падение уровня: из-за того, что чиновники позволили пооткрывать специальность «музыкальное образование» Бог знает где, и из-за того, что недофинансирование заставляет перетаскивать «платников» с курса на курс и выдавать им дипломы – деваться некуда. Так закройте лишнее и финансируйте нормально остающееся – и уровень вернется на место. Думаю, пока еще не поздно. 

Довелось мне слышать и о варианте вернуть музпеды в консерватории – как это было в СССР с 1923 по 1959 г. Это, конечно, лучше, чем ликвидация, и здравое зерно в этом есть – музыкантам, возможно, будет лучше с музыкантами, а не в составе педуниверситетов, где руководство смотрит на них порой лишь как на дорогостоящую обузу. Но: это будет колоссальная перетряска уклада и музпедов, и консерваторий (здания, инструменты, штаты и проч.), и не факт, что вузы ее вынесут без значительных потерь. Лучше бы эту идею держать в уме как перспективную, но не кидать в общее реформирование вкупе с прочими видами и ступенями. 

И, пожалуйста, помните, господа вершители судеб: то, что есть сейчас, выращено великой русской культурой предыдущих веков. Растили это столетиями, а разрушить можно очень быстро. Безвозвратно. Может быть, где-то в других местах денег поискать? 

Текст публикуется с разрешения автора  Е.Н. Федорович

Источник