Семь нот из жизни пианиста. Денис Мацуев

11 июня народный артист России, пианист Денис Мацуев отпраздновал юбилей – 45 лет. Что такое жизнь музыканта? Концерты, гастроли, ­аплодисменты. И – ноты, ноты, ноты…

До – дом

– Уже больше 25 лет мой дом – самолёт (смеётся). Выбирая профессию концертирующего музыканта, ты оказываешься обречён на кочевую жизнь. А ещё дом там, где твои родные. Они очень часто летают со мной на гастроли.

Последний мой дом был такой: ещё до пандемии у меня был концерт в Карнеги-холле. Родители прилетели в Нью-Йорк и прямо в отеле в день концерта налепили и наварили мне настоящих сибирских пельменей, чтобы я почувствовал вкус дома.

А если серьёзно, дом там, куда тебя тянет. А тянет меня в ­Иркутск, где я прожил до 16 лет и откуда со слезами на глазах уезжал в Москву учиться в ­Центральной музыкальной школе. Я и фестиваль «Звёзды на Байкале» сделал в том числе для того, чтобы почаще бывать в квартире, в которой рос, которую не продали в тяжёлые 90-е годы и где до сих пор пахнет так же, как пахло в детстве.

Ре – ревность

Не понимаю людей, которые говорят: «Я не ревнивый». Ты хочешь сказать, что не ревнуешь свою любимую женщину?

Да, по отношению к коллегам это скорее чувство белой зависти. Когда слышу, как кто-то очень хорошо играет, меня раздирает на части, и я быстро бегу к инст­рументу заниматься, потому что мне тоже хочется так играть. А вот чтобы к своим и не ревновать – ну как это можно? Я же всё-таки сибирский мужик!

Ми – миротворец

Я стопроцентный миротворец. С самого детства. ­Притом что у меня было домашнее воспитание – няня, какао с ­оладушками на фарфоре… А потом я выходил во двор и превращался в этакого ­Зорро.

В этом дворе собирались дети из разных семей. Иркутск, знаете, город такой… Там интеллигенции много, но и рабочего класса хватает. Но все конфликты «двор на двор» мне удавалось переносить на ­футбольное поле.

Эта история потом повторилась в Москве. ЦМШ тогда располагалась в довольно жутком районе на ул. Карбышева. Мест­ная шпана била музыкантов. Они называли нас ­музишенами. Особенно доставалось тем, кто носил скрипку и виолончель. А когда я приехал, мы с местными не только перестали драться и начали играть в футбол, но и сдружились с некоторыми так, что до сих пор общаемся.

Хотя драться приходилось. Если вижу, что по отношению к женщинам или к младшим творится несправедливость, что, в стороне буду стоять? Дважды даже руку ломал. Один раз – за девочку, а второй – за группу Modern Talking. Я доказывал одному мальчику, что эта группа – полные бездари, а он мне – что это гениальная музыка. Но теперь, глядя на то, что происходит на эстраде, могу сказать: эту группу уже можно назвать классикой (смеётся).

Фа – фанаты

В Сеуле был такой случай… В Южной Корее классическая музыка страшно популярна у молодёжи. У нас тоже молодых лиц в зале много, но там в пятитысячном зале 70% – это молодые девочки. И после ­одного из концертов они подняли мою машину и несли на руках. Я тогда почувствовал себя… очень странно!

А вообще слово «фанаты» я не люблю, скорее – «поклонницы». Они же от чистого серд­ца такие поступки совершают. Как в Московской консерватории, где однажды ко мне за автографом подошла молодая девушка. «Где расписаться?» – спрашиваю. «На мне!» – говорит она и распахивает блузку. Я спокойно расписался. От чего в обморок упали несколько моих пожилых поклонниц…

Соль – сольфеджио

У меня абсолютный слух. И перед сольфеджио никакого страха я не испытывал. Потому что все диктанты ты пишешь, прослушав отрывок раза ­четыре.

Это качество мне очень помогло. В ЦМШ меня взяли практически без экзаменов: я сыграл в классе перед директором школы, на что он сказал: «Быстро приезжай!» Я и приехал…

А в ЦМШ была преподаватель по гармонии Елена Николаевна Абызова, гроза и авторитет школы. Как-то она меня поймала в коридоре: «Так-так… Мацуев? Пойдём-ка в класс, проверим!» И сыграла нечто невообразимо сложное – четырёх­голосный диктант с подголосками… Какой-то авангард музыкальный. Но не на того напала! Я написал это повторений за 5–6. Она посмотрела и сказал: «Ну неплохо! Мальчик не безнадёжен! Можешь идти!»

Ля – Клятва

Клятвы… Начать новую жизнь… (вздыхает). Эта жизнь не менялась у меня до марта 2020 г. 250 концертов в год, ­каждый день выходишь на сцену. Сумасшедший график – но он даёт такой стимул. И вдруг – стоп! Пандемия! Все концерты отменены. И я понял, что это и есть самое страшное – ото­брать у музыканта сцену, живой зал. Потому что ни один ­онлайн-концерт не заменит этого обмена энергиями с публикой.

Тот концерт 20 марта 2020, который я дал в пустом Зале имени Чайковского, не забуду никогда. Да, в сети его посмотрели 4,5 млн человек, но в зале-то не было ни души! Эта глухая тишина – очень тяжело было её пробить. Поэтому хочется, чтобы такие концерты нам приходилось играть как можно реже.

А клятва… Наверное, это наша, сибирская: «Помогай и не обижай!» Это мне ещё от бабушек и дедушек перешло.

Си – Сибирь

Я часто в шутку говорю: «Сибиряк – это национальность». Ты остаёшься сибиряком, даже если давно там не живёшь. Это как джаз. Джаз – это необязательно вид искусства, он может зазвучать в каком-то сиюминутном поступке. Сибиряков же видно: у них очень добрые лица. Они всегда подставят плечо. А это дорогого стоит! И если в Нью-Йорке, Токио или Буэнос-Айресе ко мне подходит человек и говорит, что он из Сибири, для меня он тут же становится как родст­венник. Мы словно знаем друг друга всю жизнь, нам хватает пяти минут, чтобы наладить контакт и поговорить о нашей природе, о людях, о Байкале, байкальском омуле. Сибирь не истребить.

А ещё Сибирь – это кладовая и житница. И надёжный тыл. Для всей страны. Туда приезжаешь – и тебя там такое спокойствие охватывает. Там такая надёжность исходит – и от людей, и от природы. Если бы профессия моя не подразумевала постоянные гастроли, я бы оттуда никуда не уехал. Мне очень близки и понятны книги Распутина, Астафьева – та тяга к родной земле, к родному краю, про которую они писали.

У меня была тысяча возможно­стей уехать из России. Но я не могу! Меня тянет сюда. И тягу эту не объяснить словами. Как невозможно объяснить словами происходящее во время концерта между тобой и публикой – это реакция на каком-то химическом уровне. Я не могу из России уехать больше чем на месяц-полтора. Под конец мне становится уже очень плохо. Я хочу к своим кедру, Байкалу, омулю, к воде, к воздуху, к друзьям. Я не хочу ничего менять. Потому что мой дом здесь!

До – дочь

Кто обрадовался карантину, так это Анна Денисовна, которой сейчас 3,5 года. Она наконец получила возможность проводить с папой столько времени, сколько ей хочется. Потому что она папу так долго никогда рядом не видела.

Я специально посчитал: за прошлый год дома был всего 23 дня. Иногда заезжал, чтобы переодеться перед концертом и снова улететь. А в эти три месяца ужас от невозможности выйти на сцену компенсировался возможностью пообщаться с дочерью.

У неё сейчас такой интересный возраст! Каждый день мы устраивали спектакли: выставляли свет, натягивали ширму-занавес. Начинали с кукольного представления, потом появлялись герои из мультиков и книг, она придумывала им приключения, а я отвечал за музыкальное сопровождение. И это один из самых гениальных периодов в моей жизни – смотреть, как растёт твоя дочь.

Автор: Юлия Шигарева

Источник