Один в экстазе бьётся головой об рояль и проникновенно смотрит в зал. Другой выходит на сцену филармонии в шортах и виртуозно терзает скрипку, напевая дурным голосом шлягеры на музыку Моцарта. Их записи собирают миллионы просмотров на YouTube. Пианист Ричард Хьянг-ки Джу и скрипач Алексей Игудесман вместе — комик-дуэт классической музыки Igudesman & Joo. По отдельности — серьёзные академические музыканты, живущие в Вене по соседству с Вадимом Репиным и Анной Нетребко и втягивающие мировых звёзд в свои музыкальные авантюры. Перед концертом в Новосибирске корреспондент Сиб.фм поговорил с Игудесманом о попсе высокого стиля и о том, почему пить на симфонических концертах — нормально.

- Почему симфоническую музыку многие считают скучной? Дело в атмосфере концертов или в том, что слушатели недостаточно образованны?

- Мы считаем, что проблема в формуле концерта. Выходит на сцену оркестр или солист, не говоря ни слова ни себе, ни публике, начинает очень серьёзно играть. В зале тишина. Всё так серьёзно... Но для чего? Ведь в музыке так много откровенного, так много красивого и смешного.

Раньше, в XIX веке, когда и было написано большинство классический вещей, концерты были более открыты. Вся камерная музыка написана для салонов: люди попили, поели, посмеялись, там же сыграли какую-нибудь часть симфонии, даже потанцевали. Почему это потеряно? Мы тоже не понимаем. Мы всегда любили классические выступления, но нам казалось, что там атмосфера немножко похоронная. И, конечно, из-за этого молодые люди не идут на концерты классической музыки.

«Римский-Корсаков совсем с ума сошел» — заявил дирижёр, обнаружив в опере «Садко» хор в размере одиннадцать четвертей. Поэтому мы подумали, а что если поменять немного формулу концерта: сыграть и серьёзно, и не серьёзно. Тогда это будет и более аутентично.

- Насколько я понимаю, в среде академических музыкантов вас еретиками или клоунами не считают.

- Нет, всё очень позитивно. Конечно, мы делаем смешные вещи, работаем как комедианты тоже. Но прежде всего мы — музыканты. Это самое главное для нас. Думаю, что другие музыканты просто это чувствуют и знают. И многие из них — наши друзья, которые с нами выступали и будут выступать. Например, Гидон Кремер. Мы с ним ездили на гастроли, писали специальное шоу вместе. Ну и Вадим Репин, конечно! Он мой очень старый друг.

В принципе, музыканты — не все, но многие — сумасшедшие и смешные люди. И это мы тоже хотим показать.

- А слушатели готовы воспринимать классику в таком исполнении? Филармоническая публика не возмущается?

- Слушатели очень разные. Во всём мире кричат: «Наша публика умирает! Все старые, где новые слушатели?». У нас на концертах есть и новая публика, и филармоническая тоже есть. Я уже сказал раньше: то, что мы играем, — это authentic, а не революция.

- Но и в шортах до вас никто вроде бы на сцену не выходил.

- Откуда вы знаете? Наверняка и такое было. Фредерик Лист бросал платочки в публику и прямо во время концерта пошёл вниз, чтобы выпить со слушателями бокал вина. Во время премьеры скрипичного концерта Бетховена скрипач после первой части ради шутки играл на скрипке задом наперёд. Всё было! Да даже если и не было, мы считаем, что серьёзная музыка воспринимается сильнее, когда музыкант и публика более расслаблены.

- А может быть, тут проблема в терминологии? Ведь во времена создания музыки, которую мы сейчас называем классической, она была просто популярной музыкой, пусть и высокого стиля.

- Я этой терминологии никогда не понимал. Никто же не может сказать, что Моцарт — непопулярная музыка. Даже маленькие дети насвистывают его мелодии. И никто не может сказать, что музыка Фрэнка Заппы — это несерьёзная музыка. Даже если там много уморы. А Pink Floyd, а Queen? Даже The Beatles. Это порой очень интеллектуальная музыка. Есть и полегче песни. Но полегче есть и у Брамса, и у Шуберта. Мы разницы не делаем. И в Little Nightmare Music (Маленькая кошмарная музыка, — прим. Сиб.фм), которую мы играем в Новосибирске, есть разные типы музыки, иногда даже в пределах одной пьесы.

- Мне показалось или номер про большие руки Рахманинова — такой способ спустить слушателя с небес на землю: мол, академическая музыка — это не только из области духовного, но и реальный физический труд, почти как у гимнаста?

- Это хорошо вы увидели. Мы в принципе всё время думаем о разных слоях. Мы не ищем дешёвый смех: «Ой, было бы смешно, если бы я пришёл в шортах и сыграл что-то». Иногда наши вещи действительно очень абсурдные — но в них есть и другие слои.

И, действительно, иногда музыка — большой физический труд. Люди, которые знают, вам подтвердят: у Рахманинова по правде были огромные руки. Поэтому для многих пианистов очень трудно играть его музыку. Там огромные аккорды, которые почти невозможно брать.

Эта проблематика стала частью шутки. Но, в принципе, этого можно и не знать — тогда ты можешь, как ребёнок, просто посмотреть, как кто-то приходит, кладёт на рояль доски и ими берёт аккорды, и посмеяться. Для нас очень важна публика, которая слушает и думает.

- Многие воспринимают попытку перевести академическую музыку из разряда музыки «не для всех» в область поп-культуры как стремление отобрать классику у «элиты». Признавайтесь, есть такая цель?

- Классическая музыка никогда не принадлежала только элите. Мелодии Моцарта и Бетховена в XIX веке люди насвистывали на улицах. Если ты берёшь классическую музыку и пробуешь её сделать популярной, а в результате делаешь дешёвку, — это другой вопрос. Вопрос вкуса. Для нас нет хорошего или плохого стиля. Есть только хороший или плохой вкус, хорошая или плохая музыка. Кому-то может не нравится и то, что мы делаем. Но фраза от Хьянг-ка Джу — одна из моих любимых — «не всем нравится шоколад». Если не нравится — не надо кушать.

- А может быть, серьёзность, строгость, чопорность — это такой сдерживающий механизм, залог чистоты и качества классической музыки и исполнения?

- Когда я слышу фразу «чистота исполнения» или «чистота вкуса», для меня это звучит почти как... Как это по-русски — racism? Да, как расизм! Чистота расы, чистота музыки. Нет такого — чистоты музыки. Если по правде, это полная херня!

Во времена Моцарта играли совсем по-другому, и что это не то «чисто»? Чтобы музыка жила дальше, она должна всё время модернизироваться и оставаться свежей. Если нет, то это, пожалуй, будет единственная возможность того, что музыка умрёт.

- Справедливо ли сказать, что дуэт Igudesman & Joo нужно всё-таки смотреть, а не просто слушать?

- Да. Наши концерты — это спектакли. Но есть много вещей, которые можно просто слушать. Интересно, но оказывается, что когда мы играем на радио, люди тоже смеются. Мы сами не думали, что такое может быть. Конечно, когда мы играем live, есть вещи, которые интересно, смешно посмотреть. Мы многие вещи пишем так, чтобы можно было как-то подвигаться на сцене. Скрипачи у нас, например, имеют возможность играть и танцевать в одно время. Для нас это возможность открыть музыку. Джу и я ведь тоже серьёзные композиторы. Мы пишем много вещей, которые и в наших шоу играем. Несколько моих сонат есть на Universal Edition (компания звукозаписи классической музыки — Сиб.фм), я написал много дуэтов и репертуарной камерной музыки. Вторую мою сонату играл Юлиан Рахлин, третью — Виктория Молова. У Хьянг-ки тоже есть серьёзные вещи — симфонии, пьесы — их также играют. В нашем шоу мы меньше думаем о шутках, а больше о том, как открыть мир музыки и показать больше его красок.

- Интересно было бы увидеть выступление Igudesman & Joo на сцене нового Новосибирского концертного зала им. Каца, который, кстати, открывали Владимир Спиваков и Вадим Репин. Я слышала, вы собираетесь там играть.

- Пару лет назад на главном мировом фестивале классической музыки в Вербье я сделал специальное шоу, где мы с Вадиком играли мои дуэты в разных стилях. И ещё был специальный концерт для четырёх с половиной скрипок.

И вот у Вадима появилась идея взять эту идею и сделать особый концерт на его новом фестивале в Новосибирске. Концерт юмористический, но не просто смешной, а интересный. Это будет 9 апреля. Будем играть дуэты мои, но с оркестром. А ещё мы будем работать с молодыми скрипачами, чтобы они играли и танцевали одновременно.

- Есть одна молодая скрипачка Русанда Панфилий, с которой я тоже несколько лет работаю, так она прекрасная танцорка. Она работает над хореографией в комбинации со скрипкой. Всё, что возможно в латинском стиле, в ирландском стиле. И в этом концерте для четырёх с половиной скрипок, который мы сделаем здесь, будет она, Вадим Репин, я и Дидье Локвуд. Я считаю, он самый главный джазовый скрипач в мире сейчас. Он большой герой. На половину скрипки мы найдём кого-нибудь маленького сыграть. В этой пьесе много разных стилей скрипичного репертуара. Там тоже будут танцы со скрипкой.

- А как вообще реагируют академические музыканты, когда им предлагают начать танцевать на сцене филармонии?

- Конечно, танцы — это не типичная вещь для музыканта. Но мы нашли, что это очень-очень полезно: за годы многие музыканты получают болезни, потому что скованы во время игры. А когда ты танцуешь, быть напряжённым невозможно. Многие говорят: «О, это так трудно. Как же возможно целых две минуты танцевать и играть?». А я всегда на это отвечаю: «А сколько часов вы занимались „Капризами“ Паганини?». Они говорят: «Ну, не знаем. Может быть, пять тысяч часов». А ведь две минуты танцевать — это намного легче, чем исполнить «Каприз» Паганини! У нас на Youtube есть видео, где мы показываем, как танцевать и играть в одно и то же время, если что.

- Для какой публики вам выступать нравится больше всего?

- Есть люди, которые приходят на концерт, чтобы другие увидели, что они туда пришли. Особенно для Европы это типично. Этот тип публики самый тяжёлый. Самое важное — просто идти ради музыки. И ещё мы не понимаем — почему многие слушатели стесняются хлопать прямо во время исполнения, а ждут окончания пьесы? Аплодируйте, когда вам этого хочется!

текст: Татьяна Ломакина фото: Антона Карлинера