Никита Борисоглебский согласился побеседовать с «Репортером» об особенностях отечественного и западного музыкального образования и о том, как артисту избежать эмоционального выгорания.

— В рецензиях на ваши выступления нередко отмечается ваш благородный, изысканный стиль игры… Кто более всего повлиял на вашу манеру?

— Что касается отзывов – не мне судить, но мне очень повезло во время своего обучения захватить три совершенно разных исполнительских школы. Сначала я учился в Московской консерватории у Эдуарда Грача – это ветвь нашей, советской школы, идущая от Ямпольского, Янкелевича… После окончания консерватории я поехал в Бельгию, где занимался с французским скрипачом Огюстеном Дюмэ, который, в свою очередь, учился у знаменитого бельгийца Артура Грюмьо – это один из столпов франко-бельгийской школы. И после этого я еще какое-то время был аспирантом в Школе музыки в Кронберге. Там я занимался с Анной Чумаченко – ученицей Иегуди Менухина. Вот такие три разные ветви. Мне очень повезло, что я могу сравнивать разные позиции. Помню, когда я приехал впервые в Бельгию после советской школы, которая имеет много плюсов, но и много ограничений, я почувствовал настолько сильный контраст!

— Кстати, о контрасте. Бытует мнение, что отечественная школа отличается большим мелодизмом и эмоциональностью, в то время как у «западников» основное внимание уделяется технике. Но сейчас благодаря интернету информационных барьеров не осталось, наверняка происходит какое-то взаимопроникновение…

— Сейчас вообще все смешалось. Уже не приходится говорить о каких-то школах, потому что в любой музыкально значимой стране, будь то Франция, Германия, Англия, Австрия или США сидят, прежде всего, выходцы из Советского Союза, которые в свое время эмигрировали (еще до 90-х годов).

С одной стороны их нельзя назвать продолжателями советских традиций – живя долгое время в других странах, они уже обросли совершенно другим багажом – но в то же время они не являются продолжателями традиций тех стран. Я сейчас езжу, путешествую, даю мастер-классы то тут, то там – мне кажется, сейчас понятие национальной школы уже стерлось.

А раньше – действительно, наша школа заметно отличалась. Причем не только мелодичностью – я бы сказал, она тяготела в сторону масштаба и концептуальности. В то время как у европейцев все двигалось в сторону утонченности и более детального подхода. Но сейчас, повторюсь, границы уже стерлись.

— Тем не менее в одном из интервью вы с недоумением отмечали, что даже у современных студентов присутствует множество штампов советских времен…

— Да, к сожалению, это бывает. Я сам не понимаю этого феномена. Прежде всего, я говорил о Московской консерватории, поскольку я это слышал своими ушами. Преподаватели путешествуют по разным странам, слышат исполнителей из разных стран, а их студенты потом выходят и играют – в качестве лакмусовой бумажки – Моцарта, Баха или Бетховена – в стиле, который уже давно не актуален. К чести моего профессора Эдуарда Грача, он всегда пытается обновлять и свои знания, и подход к произведениям.

— Приходилось слышать, что во многих странах музыкальное образование является практически обязательным, и это значительно обогащает мировосприятие людей с самого детства. Так ли это? Может быть, такую систему имеет смысл перенять и нам?

— Я не могу судить об этом, потому что я просто не знаю деталей этого образования. Мне кажется, оно там носит такой характер – раз или два в неделю… И тут, и там есть свои минусы. Скажем, наше музыкальное образование ущербно, прежде всего, тем, что оно воспитывает солистов. А 95% выпускников потом идут работать в оркестры и чувствуют себя плохо, считая, что они – неудавшиеся солисты, вынужденные зарабатывать в каких-то оркестрах.

Конечно, до конца жизни сидеть в коллективе с таким ощущением – ничего хорошего. А там у меня много друзей, которые учатся на оркестровых музыкантов и мечтают попасть в тот или иной оркестр. И когда им это удается, они бывают счастливы. Это даже не столько обучение, сколько психология – настроить человека на какую-то манеру поведения, жизни. В этом смысле – я уже говорил – нужно менять всю систему. Но я не знаю, как это делать…

— Но если человека с детства приобщать к миру искусства, музыки – влияет ли это на его мировосприятие в дальнейшем?

— Безусловно. Но тут очень важный момент – кто тебе будет преподавать. Конечно, это закладывает очень мощный фундамент, но это нужно делать не так, как у нас в стране, в основном, все делается – наобум что-то сделали и все. Конечно, это требует и больших денег… Это проблема

— Вы как-то сказали, что классическому музыканту, в отличие от артистов эстрадного жанра, обязательно требуется пропускать каждое произведение через себя, иначе ничего не получится. Как при этом избежать выгорания? Ведь если все пропускать через себя, никакой нервной системы не хватит…

— Это процесс индивидуальный. Если концертов – несколько за сезон, то восстанавливаться вполне можно. Для меня, я знаю, восстановление происходит примерно через два-три дня. Я не очень представляю себе некоторых знаменитых артистов, которые играют по 100-150 концертов за сезон. Ладно – физически: если у тебя громадное здоровье, ты можешь себе это позволить. Но как эмоционально? Я просто вижу, когда человек выходит на сцену, а перед этим он уже сыграл десять концертов, и он просто пустой внутри. Конечно, большинство публики этого не замечает, поскольку такие артисты – большие профессионалы и ведут себя на сцене первоклассно. Но я знаю свой лимит и не хотел бы, чтобы у меня было больше 50-60 концертов за сезон. Это не такая большая цифра. Иначе происходит какое-то опустошение, и тогда зачем вообще этим заниматься, если нечего сказать?

Автор: Дмитрий Маркин, “Репортёр64”

Источник: www.classicalmusicnews.ru