В марте 2020 года режиссер и композитор в области иммерсивной музыки и музыкального театра Стефани Сингер на месяц оказалась в Екатеринбурге, где участвовала в музыкальной резиденции в рамках Года музыки Великобритании и России. Одним из результатов ее пребывания в России стала коллаборация с местными представителями сферы искусства для создания «New Symmetry» — особого музыкального перформанса, который не ограничивается лишь звуком. Редакция T&P поговорила со Стефани о связи чувств, сенсорном опыте, резиденции в Екатеринбурге и деятельности BitterSuite, компании Стефани, которая создает мультисенсорные произведения искусства, сочетающие звук, вкус, прикосновения, запахи и движения.

 — Могли бы мы начать с разговора о вашей карьере и о том, как вы попали в сферу иммерсивной музыки и музыкального театра?

— Конечно. С самого детства я чувствовала, что музыка и другие виды искусства связаны между собой, и, видя эту связь, я никогда не считала странным желание соединить музыкальное произведение с рисунком, со вкусом или с прикосновением. Я всегда думала о музыке как о чем-то захватывающем, она всегда было чем-то, что полностью овладевает моим телом. И я видела, как она захватывает тела и других людей, поэтому я действительно глубоко заинтересована в изучении этой сферы.

— То есть связь с чувствами — это то, что создает основу для междисциплинарности в искусстве, верно?

— Да, совершенно верно.

— Тогда не могли бы вы рассказать об этом немного подробнее — о связи с чувствами и о том, почему вы считаете, что так важно делать проекты вроде ваших, то есть связанные с иммерсивностью?

— В целом, связь между музыкой и чувствами, между миром и чувствами настолько проста, настолько важна, что мы осознаем ее просто потому, что живем. Знаете, это своего рода наш базовый способ понимания, кто есть кто, что мы делаем, что происходит на самом деле и какое влияние мы можем оказать на мир вокруг. Получение контроля над сенсорным опытом — это жизнеутверждение на базовом уровне, что очень захватывающе и во многом удивительно. И от этого сложно отказаться, когда ты понимаешь, что делаешь хорошо и у тебя получается.

— Я думаю, что в современном мире осталось не так много места для того, чтобы просто сконцентрироваться и почувствовать.

— Думаю, в контексте ландшафта, в котором мы живем, цифровые технологии настолько доминируют над нами, что мы забываем о довольно поразительных множественных человеческих технологиях, которые есть в наших телах. Довольно часто роль и инновации цифровых технологий заключаются в имитации того, что люди и так уже умеют делать. Например, мы постоянно видим это в контексте VR-технологии: самое впечатляющее, что люди могут о ней сказать, это то, как они надевают шлем и вдруг могут видеть на 360 градусов. Но ведь ты же и так можешь делать это каждый день своей жизни!

— Мне нравится связь, которую вы установили между технологиями человеческого тела и тем, что предлагает цифровая индустрия. Действительно, когда наша жизнь почти постоянно сосредоточена в экране, довольно легко полностью забыть о своем теле и том, на что оно способно. Насколько я понимаю, вы сейчас работаете в основном с BitterSuite, верно? Могли бы вы немного рассказать об истории компании, ее проектах и аудитории?

— Конечно. Компания занимается тем, что можно сформулировать как музыкальный опыт — мы организуем мультисенсорное переживание музыки. Что это означает? До того как началась пандемия, на одном выступлении у нас было 30 танцоров и 30 зрителей, каждому из которых завязывали глаза. Один танцор был «привязан» к одному человеку из аудитории, которому предлагалось через прикосновения, вкус и запах пережить опыт живой музыки. Кажется, мы по большому счету делали все то, что сейчас входит в контрольный список вещей, которые нельзя делать во время коронавируса. Своего рода чувственное восприятие звука.

— То есть я правильно понимаю, что в последние несколько недель или даже месяцев у вас было не так много проектов?

— Вообще-то нет: мы сделали специальную сенсорную коробку, которая доставляется прямо к вам домой. Ее работа имитирует весь тот сенсорный опыт с завязанными глазами, запахи и все остальное.

— Можно посмотреть?

— Конечно! Она называется Held Box — в ней заключено 30 минут оригинальной музыки и перечислены имена всех, кто ее делал. Вы открываете коробку и видите сверху иллюстрации всех поз, которые вам необходимо принять. Также здесь есть инструкция и приспособление для того, чтобы почувствовать запах, — маленькая бутылочка и пипетка. Субстанция в бутылочке пахнет кислым, но теплым и мягким. Есть здесь и наборы предметов для каждого человека, который будет переживать этот опыт. Есть приятная тяжелая повязка на глаза и то, что мы называем кобурой — это держатель, который вы вешаете на шею и на котором носите вкусы и запахи во время своего опыта с Held Box.

— Гениально. Это леденец?

— Да, это наш леденец «Галактика», а еще есть другой, называется «Звездная пыль». Проект с сенсорной коробкой уже запущен.

— Вернемся к ощущениям: как конкретный запах связан со звуком? Всегда ли вы позволяете аудитории самостоятельно решать, какой будет эта связь?

— В нашей команде есть парфюмер, шеф-повар, специалисты по соматике — люди, которые являются высококвалифицированными специалистами в стимулировании чувств нашего тела. Вместе с ними мы как бы исследуем звук в его связи с этими чувствами, а затем находим вариант, который, по нашему мнению, лучше всего передает то, что мы хотим сказать. Это долгий процесс.

— Часто бывают разногласия?

— Случаются.

— А как вы ориентируетесь, когда сталкиваетесь с разными способами мышления?

— Существование разных точек зрения действительно зависит от обстоятельств. В начале работы BitterSuite я была сильно погружена в психологические исследования вокруг органов чувств. Существует огромное количество работ, так называемые кросс-модальные исследования: в основном они рассматривают способы, которыми наши чувства постоянно манипулируют нами или подкрепляют нашу реальность. Например, давай представим, что есть две вещи, две формы, одна из них называется «кики», а другая — «бобо». Одна — это облако, а другая — шипастая. Какая из них как называется?

— Думаю, что «бобо» — это облако.

— Именно, все так думают. А если бы я спросила у вас, какой высоты вкус лимона? Что бы вы ответили?

— Соль-диез.

— Отлично, мне нравится! Он высокий, средний или низкий?

— Вторая октава.

— Да, это высокое звучание.

— И мне хочется, чтобы этот вкус звучал резко. Не знаю, почему мне на ум приходит именно это.

— Меня как раз и интересуют такие не до конца осознанные связи. Мы, по сути, исследуем, в каких отношениях каждый отдельный человек находится со своими чувствами, но также, глядя на модальные исследования, мы можем найти много общих черт в том, какие ощущения в нас пробуждают разные звуки, текстуры, запахи. И мы можем объединить эти связи воедино.

— Каково ваше отношение к классическому и традиционному искусству? Я сейчас нахожусь в России, и здесь люди очень любят традиции, дисциплинированность, поэтому мне было бы интересно знать, есть ли в ваших проектах нечто, что выходит за рамки традиционности?

— Я полагаю, что инстинктивно я чувствую себя очень связанной с традициями классической музыки. И хотя на первый взгляд это может показаться странным, но на самом деле я просто нашла область, которая меня увлекает, при этом опираясь на основы музыкального искусства, которым я обучалась. Все эти базовые знания, условности и традиции искусства должны быть изучены, усвоены, чтобы потом на практике вы могли найти свой собственный новый голос и способ его выражения.

— То есть вы продолжаете традицию, но также добавляете в нее личный опыт. Если я правильно поняла, музыка на альбоме «New Symmetry» как раз является отражением вашего личного опыта пребывания в России и Екатеринбурге. Может быть, вы могли бы немного рассказать об этом? Как вы оказались в России и были ли у вас какие-либо ожидания относительно того, как в итоге будет выглядеть альбом?

— Мне посчастливилось принять участие в резиденции Британского совета, и я провела месяц в Екатеринбурге, развиваясь как художник, что было довольно странно, потому что я привыкла к более быстрому темпу и конкретике. А тут мне, по сути, сказали: мол, просто съездите куда-нибудь и просто сделайте что-нибудь, что вы сами захотите сделать. Изначально это очень сильно меня дезориентировало, но затем помогло раскрепоститься.

— Понимаю, иногда свобода может дезориентировать.

— Абсолютно! Особенно когда ты оказываешься вне привычной модели работы, в которой мы постоянно что-то создаем и применяем свои навыки. Я приехала в Россию с музыкой, которая бурлила внутри меня, но именно Россия открыла шлюзы и помогла ей выйти наружу.

— А что именно так этому способствовало? Был ли это климат, люди, что-то еще?

— Все вместе. В России я даже ходила в баню, и мне нравится думать, что момент озарения пришел ко мне именно там.

— Честно говоря, мне кажется, что русская баня в состоянии сломать любой творческий застой.

— Да, на все сто. Я приехала в Россию как бы вооруженная вопросом, на который я хотела найти ответ — «Может ли человек измениться?». Я задавала этот вопрос каждому встречному, и мне кажется, что есть некоторый общий и очень специфический способ, которым каждый россиянин говорил со мной, отвечая на этот вопрос, — речь об ощущении, что вы постоянно находитесь в состоянии трансформации. И мне нравится, что я приехала в страну и ощущала себя точно так же. Моя музыка словно вырвалась из меня, чтобы соединиться с этой философией, — на тот момент это очень меня вдохновляло.

— Судя по тому, что вы говорите, более важным для вашего творчества было не традиционное искусство, которое здесь превалирует, а своего рода чувство общности и культурный компонент?

— Да, это были люди!

— Тогда, вероятно, вы можете что-то рассказать о тех людях, которые работали вместе с вами над созданием альбома? Как возникла идея партнерства?

— Мои соавторы — это люди из самых разных сфер и с самым разным опытом. Кстати, забавно, что вы называете «New Symmetry» альбомом, а я каждый раз сомневаюсь в таком обозначении, потому что для меня он скорее опыт. Но, возвращаясь к людям, среди моих партнеров есть шеф-повар по имени Алина, с которой мы познакомились в Instagram. Она просто невероятный дизайнер еды, и мне кажется, что мы довольно легко наладили сотрудничество. Я играла ей музыку, а она показывала мне вкус, о котором в это время думала. Наталья, танцор и хореограф, действительно одарена не только особой плавностью физических движений, но и красивым голосом. Она водила меня на несколько занятий по движениям и постоянно все для меня переводила.

Еще была певица по имени Инна, с красивым, кристально чистым, задушевным голосом. Мы провели вместе какое-то время, когда я делилась с ней своей музыкой. Затем переводчица Саша, которая является одним из главных партнеров, переводила весь текст, о котором я думала, и мы вместе с Инной пели все то, что получилось. Имела место и естественная реверберация звука в разных частях города. Я не могу назвать точное количество стен, мостов, шкафов или деревьев, рядом с которыми, под которыми или внутри которых я пела, записывая свое звучание, но их было много, и все это — особенности альбома.

— Похоже, что не так уж и сложно найти людей для сотрудничества и место для работы, если вы уже сконцентрировались на чувственном опыте. Не могли бы вы немного рассказать о том, что вдохновило вас на эту работу? Мне сказали, что, возможно, Лори Андерсон, русская полифоническая музыка и синтезаторы 70-х как-то связаны с тем, что у вас получилось в итоге.

— Да, я начала работу над альбомом, по сути имея в доступе лишь свой синтезатор и свой голос. Затем я бродила по городу, записывая разные звуки, при этом я большой поклонник Лори Андерсон, люблю ее дух, мне нравится ее подход. Она и Жанель Моне занимают особое место в моей творческой жизни, они своего рода ее вершины. Есть что-то особое и в русской полифонической музыке, как и в полифонической хоровой музыке в целом: это многогранный опыт большого количества людей, особая взаимосвязь, и когда ты становишься свидетелем такого способа пения, испытываешь своего рода фундаментальные эмоции и чувства. Все дело в сообществе, в отдельных элементах, которые работают вместе, чтобы создать единое целое. И это именно то, что я хотела исследовать при помощи голоса и синтезаторов.

— Мне нравится идея полифонической музыки как метафоры построения сообщества. Фестиваль, над которым мы работаем, на самом деле является выходом за рамки культурных ограничений, и мне кажется, что идея чувственного подхода может быть хорошей отправной точкой. Скажите, а есть ли у вас какое-то представление о том, как ваша работа должна восприниматься аудиторией?

— Аудитория находится в центре моего внимания. Изначально я представляла «New Symmetry» как живой опыт. Сейчас все совсем иначе, но я по-прежнему хочу создать среду, которая была бы иммерсивной и включала аудиторию в какую-то деятельность. Все это немного фантастично, вы как бы садитесь на космический корабль под названием «New Symmetry», который взлетает, а затем становится частью вашего собственного тела и исследует ваш эмоциональный ландшафт, как если бы он был космическим пространством. Так что я советую слушателям обязательно обзавестись наушниками, горячим шоколадом и местом, где вы сможете спокойно откинуться назад и погрузиться в этот опыт. Как бы заземлиться.

— Вы много говорите о заземлении — кажется, что это что-то очень важное для вас?

— Мне всегда трудно крепко стоять обеими ногами на земле, потому что у меня много энергии и большая ее часть — это искусство, которое постоянно вовлекает меня в волну активности, продуктивности, творчества и мышления. Я думаю, что я очень пылкий, динамичный человек. В социальном плане, я полагаю, быть заземленным значит иметь сообщество. И это, кстати, еще одно небольшое отличие, которое я ощутила во время поездки в Москву.

В Лондоне у нас другая философия общения, нам нравится организовываться в общении друг с другом, но в Москве было немного иначе. Мне казалось, что там это единение происходило более естественно. Или, может быть, это просто ощущения туриста? В любом случае, я думаю, что это может иметь какое-то отношение к политике идентичности, а также к изоляции человека. Это как расставить приоритеты для своего «я». В британском дискурсе я ставлю себя в приоритет, как будто это самая важная вещь. Но единственная причина сосредоточиться на себе — сделать так, чтобы вы смогли быть хорошим членом общества.

— Но ведь когда вы концентрируетесь на чувствах, вы концентрируетесь на своих чувствах, правильно? С одной стороны, ощущения — это такая личная вещь, но с другой стороны, кажется, что, когда все заземлены, они могут стать наилучшей основой для единения?

— Я имею в виду то, что одна из самых интересных вещей — это то, как мы можем ощущать что-то коллективно. Скажем, мы садимся в метро, видим человека, который нуждается в помощи и просит денег, и мы все вместе негласно, коллективно принимаем решение не отводить взгляд. Мы все чувствуем друг друга.

— И, чтобы закончить, вы уже упомянули Лори Андерсон и Жанель Моне. Есть ли у вас другие музыкальные рекомендации?

— Мои любимые творцы на данный момент — это Мозес Самни и Лаура Мвула. Сегодня утром я также смотрела видео Кано, и это то, что меня сейчас действительно интересует: сколько еще артистов выбирает визуальные форматы альбомов. То же самое с Анной Мередит, она совсем другого жанра. И, пожалуй, назову невероятный проект Blood Moon — это три певца с синтезаторами из Великобритании.

— Большое вам спасибо!

Автор: Luiza Arefyeva

Источник