Один в экстазе бьётся головой об рояль и проникновенно смотрит в зал.Другой выходит на сцену филармонии в шортах и виртуозно терзает скрипку,напевая дурным голосом шлягеры на музыку Моцарта.Их записи собираютмиллионы просмотров на YouTube. Пианист Ричард Хьянг-ки Джу и скрипачАлексей Игудесман вместе — комик-дуэт классической музыки Igudesman& Joo. По отдельности — серьёзные академические музыканты, живущиев Вене по соседству с Вадимом Репиным и Анной Нетребко и втягивающиемировых звёзд в свои музыкальные авантюры. Перед концертомв Новосибирске корреспондент Сиб.фм поговорил с Игудесманом о попсевысокого стиля и о том, почему пить на симфонических концертах —нормально.

- Почему симфоническую музыку многие считают скучной? Делов атмосфере концертов или в том, что слушатели недостаточно образованны?

- Мы считаем, что проблема в формуле концерта. Выходит на сценуоркестр или солист, не говоря ни слова ни себе, ни публике, начинаеточень серьёзно играть. В зале тишина. Всё так серьёзно... Но для чего?Ведь в музыке так много откровенного, так много красивого и смешного.

Раньше, в XIX веке, когда и было написано большинство классическийвещей, концерты были более открыты. Вся камерная музыка написана длясалонов: люди попили, поели, посмеялись, там же сыграли какую-нибудьчасть симфонии, даже потанцевали. Почему это потеряно? Мы тожене понимаем. Мы всегда любили классические выступления, но нам казалось,что там атмосфера немножко похоронная. И, конечно, из-за этого молодыелюди не идут на концерты классической музыки.

«Римский-Корсаков совсем с ума сошел» — заявил дирижёр, обнаружив в опере «Садко» хор в размере одиннадцать четвертей. Поэтомумы подумали, а что если поменять немного формулу концерта: сыгратьи серьёзно, и не серьёзно. Тогда это будет и более аутентично.

- Насколько я понимаю, в среде академических музыкантов вас еретиками или клоунами не считают.

- Нет, всё очень позитивно. Конечно, мы делаем смешные вещи,работаем как комедианты тоже. Но прежде всего мы — музыканты. Это самоеглавное для нас. Думаю, что другие музыканты просто это чувствуюти знают. И многие из них — наши друзья, которые с нами выступали и будутвыступать. Например, Гидон Кремер. Мы с ним ездили на гастроли, писалиспециальное шоу вместе. Ну и Вадим Репин, конечно! Он мой очень старыйдруг.

В принципе, музыканты — не все, но многие — сумасшедшие и смешные люди. И это мы тоже хотим показать.

- А слушатели готовы воспринимать классику в таком исполнении? Филармоническая публика не возмущается?

- Слушатели очень разные. Во всём мире кричат: «Наша публикаумирает! Все старые, где новые слушатели?». У нас на концертах естьи новая публика, и филармоническая тоже есть. Я уже сказал раньше: то,что мы играем, — это authentic, а не революция.

- Но и в шортах до вас никто вроде бы на сцену не выходил.

- Откуда вы знаете? Наверняка и такое было. Фредерик Лист бросалплаточки в публику и прямо во время концерта пошёл вниз, чтобы выпитьсо слушателями бокал вина. Во время премьеры скрипичного концертаБетховена скрипач после первой части ради шутки играл на скрипке задомнаперёд. Всё было! Да даже если и не было, мы считаем, что серьёзнаямузыка воспринимается сильнее, когда музыкант и публика болеерасслаблены.

- А может быть, тут проблема в терминологии? Ведь во временасоздания музыки, которую мы сейчас называем классической, она былапросто популярной музыкой, пусть и высокого стиля.

- Я этой терминологии никогда не понимал. Никто же не может сказать,что Моцарт — непопулярная музыка. Даже маленькие дети насвистывают егомелодии. И никто не может сказать, что музыка Фрэнка Заппы — этонесерьёзная музыка. Даже если там много уморы. А Pink Floyd, а Queen?Даже The Beatles. Это порой очень интеллектуальная музыка. Естьи полегче песни. Но полегче есть и у Брамса, и у Шуберта. Мы разницыне делаем. И в Little Nightmare Music (Маленькая кошмарная музыка, —прим. Сиб.фм), которую мы играем в Новосибирске, есть разные типымузыки, иногда даже в пределах одной пьесы.

- Мне показалось или номер про большие руки Рахманинова —такой способ спустить слушателя с небес на землю: мол, академическаямузыка — это не только из области духовного, но и реальный физическийтруд, почти как у гимнаста?

- Это хорошо вы увидели. Мы в принципе всё время думаем о разныхслоях. Мы не ищем дешёвый смех: «Ой, было бы смешно, если бы я пришёлв шортах и сыграл что-то». Иногда наши вещи действительно оченьабсурдные — но в них есть и другие слои.

И, действительно, иногда музыка — большой физический труд. Люди,которые знают, вам подтвердят: у Рахманинова по правде были огромныеруки. Поэтому для многих пианистов очень трудно играть его музыку. Тамогромные аккорды, которые почти невозможно брать.

Эта проблематика стала частьюшутки. Но, в принципе, этого можно и не знать — тогда ты можешь, какребёнок, просто посмотреть, как кто-то приходит, кладёт на рояль доскии ими берёт аккорды, и посмеяться. Для нас очень важна публика, котораяслушает и думает.

- Многие воспринимают попытку перевести академическую музыкуиз разряда музыки «не для всех» в область поп-культуры как стремлениеотобрать классику у «элиты». Признавайтесь, есть такая цель?

- Классическая музыка никогда не принадлежала только элите. МелодииМоцарта и Бетховена в XIX веке люди насвистывали на улицах. Еслиты берёшь классическую музыку и пробуешь её сделать популярной,а в результате делаешь дешёвку, — это другой вопрос. Вопрос вкуса. Длянас нет хорошего или плохого стиля. Есть только хороший или плохой вкус,хорошая или плохая музыка. Кому-то может не нравится и то, чтомы делаем. Но фраза от Хьянг-ка Джу — одна из моих любимых — «не всемнравится шоколад». Если не нравится — не надо кушать.

- А может быть, серьёзность, строгость, чопорность — этотакой сдерживающий механизм, залог чистоты и качества классическоймузыки и исполнения?

- Когда я слышу фразу «чистота исполнения» или «чистота вкуса», дляменя это звучит почти как... Как это по-русски — racism? Да, какрасизм! Чистота расы, чистота музыки. Нет такого — чистоты музыки. Если по правде, это полная херня!

Во времена Моцарта играли совсем по-другому, и что это не то «чисто»?Чтобы музыка жила дальше, она должна всё время модернизироватьсяи оставаться свежей. Если нет, то это, пожалуй, будет единственнаявозможность того, что музыка умрёт.

- Справедливо ли сказать, что дуэт Igudesman & Joo нужно всё-таки смотреть, а не просто слушать?

- Да. Наши концерты — это спектакли. Но есть много вещей, которыеможно просто слушать. Интересно, но оказывается, что когда мы играемна радио, люди тоже смеются. Мы сами не думали, что такое может быть.Конечно, когда мы играем live, есть вещи, которые интересно, смешнопосмотреть. Мы многие вещи пишем так, чтобы можно было как-топодвигаться на сцене. Скрипачи у нас, например, имеют возможность игратьи танцевать в одно время. Для нас это возможность открыть музыку. Джуи я ведь тоже серьёзные композиторы. Мы пишем много вещей, которыеи в наших шоу играем. Несколько моих сонат есть на Universal Edition(компания звукозаписи классической музыки — Сиб.фм), я написал многодуэтов и репертуарной камерной музыки. Вторую мою сонату играл ЮлианРахлин, третью — Виктория Молова. У Хьянг-ки тоже есть серьёзные вещи —симфонии, пьесы — их также играют. В нашем шоу мы меньше думаемо шутках, а больше о том, как открыть мир музыки и показать больше егокрасок.

- Интересно было бы увидеть выступление Igudesman & Jooна сцене нового Новосибирского концертного зала им. Каца, который,кстати, открывали Владимир Спиваков и Вадим Репин. Я слышала,вы собираетесь там играть.

- Пару лет назад на главном мировом фестивале классической музыкив Вербье я сделал специальное шоу, где мы с Вадиком играли мои дуэтыв разных стилях. И ещё был специальный концерт для четырёх с половинойскрипок.

И вот у Вадима появилась идея взять эту идею и сделать особый концертна его новом фестивале в Новосибирске. Концерт юмористический,но не просто смешной, а интересный. Это будет 9 апреля. Будем игратьдуэты мои, но с оркестром. А ещё мы будем работать с молодымискрипачами, чтобы они играли и танцевали одновременно.

- Есть одна молодая скрипачкаРусанда Панфилий, с которой я тоже несколько лет работаю, так онапрекрасная танцорка. Она работает над хореографией в комбинациисо скрипкой. Всё, что возможно в латинском стиле, в ирландском стиле.И в этом концерте для четырёх с половиной скрипок, который мы сделаемздесь, будет она, Вадим Репин, я и Дидье Локвуд. Я считаю, он самыйглавный джазовый скрипач в мире сейчас. Он большой герой. На половинускрипки мы найдём кого-нибудь маленького сыграть. В этой пьесе многоразных стилей скрипичного репертуара. Там тоже будут танцы со скрипкой.

- А как вообще реагируют академические музыканты, когда им предлагают начать танцевать на сцене филармонии?

- Конечно, танцы — это не типичная вещь для музыканта. Но мы нашли,что это очень-очень полезно: за годы многие музыканты получают болезни,потому что скованы во время игры. А когда ты танцуешь, быть напряжённымневозможно. Многие говорят: «О, это так трудно. Как же возможно целыхдве минуты танцевать и играть?». А я всегда на это отвечаю: «А сколькочасов вы занимались „Капризами“ Паганини?». Они говорят: «Ну, не знаем.Может быть, пять тысяч часов». А ведь две минуты танцевать — это намноголегче, чем исполнить «Каприз» Паганини! У нас на Youtube есть видео,где мы показываем, как танцевать и играть в одно и то же время, есличто.

- Для какой публики вам выступать нравится больше всего?

- Есть люди, которые приходят на концерт, чтобы другие увидели, чтоони туда пришли. Особенно для Европы это типично. Этот тип публики самыйтяжёлый. Самое важное — просто идти ради музыки. И ещё мы не понимаем —почему многие слушатели стесняются хлопать прямо во время исполнения,а ждут окончания пьесы? Аплодируйте, когда вам этого хочется!

текст: Татьяна Ломакина фото: Антона Карлинера